Прообраз Лужина - Александр Алехин
В общем-то, факт этот известный.
Хотя многими и оспариваемый - Валерий Сегаль и некоторые другие, к примеру, спорят в стандартном стиле - Алехин, мол, аристократ и светский человек, вот у Котова (известная книга "Белые и черные") , мол, Алехин другой http://mysite.verizon.net/valyana/4.1.html
Будто Котов высший авторитет, а не создатель образа.
Сам Набоков, отвечая на вопросы корреспондента парижской газеты "Сегодня", сказал: "Например, чтобы написать Лужина, пришлось очень много заниматься шахматами. К слову сказать, Алехин утверждал, что я имел в виду изобразить Тартаковера Но я его совсем не знаю. Мой Лужин, — чистейший плод воображения..."
Еще бы Набоков сознался в этом при живом Алехине! Дело, однако, в том, что в детские года Набокова всходила алехинская звезда (Алехин на 7 лет старше) и никакого другого столь яркого гения он наблюдать не мог. Набоков сам очень любил шахматы, играл в сеансах Алехина, видел алехинскую игру вслепую, в общем, Алехин был его кумир и предмет для писательского анализа, где машинка Алехин разбиралась на детальки и собиралась машинка Лужин.
Образ, может и собирает черты других чудаков - скажем, можно вспомнить еще Рубинштейна и Нимцовича. Но центр образа - легендарный современник.
Сергей Воронков нашел полный текст и мемуаров соседа Алехина по гимназической парте Георгия Римского-Корсакова - http://www.chesspro.ru/_events/2007/voronkov_alekhine_1.html
Лужинские черты Алехина:
Сестра Варвара - "Осенью 1927 года она рассказала репортеру ленинградской газеты ... что младший брат был настолько поглощен игрой, что родители стали прятать от него шахматную доску. Но он находил ее и по ночам разбирал сыгранные накануне партии… "Возможно, что на этой почве Алехин и пережил в детском возрасте воспаление мозга".
Римский-Корсаков:
"Глаза были водянисто-прозрачные, желтого отлива, ничего не выражающие – "пустые". Когда он глядел, то нельзя было быть уверенным, что он видит что-нибудь, и смотрел он не на собеседника, а через него, в пространство. Походка у парня была легкая и быстрая, но какая-то вихлястая, неврастеничная, и, кроме того, он имел привычку дергаться, как-то вдруг выпрямляясь, спереди назад закидывая голову и обводя вокруг невидящими глазами, презрительно сжимая при этом свои бескровные губы. Зрение у него все же, очевидно, было плохое, так как читал он, очень близко наклоняясь над книгой. Одежду его составляли черная гимназическая куртка с ремнем и брюки, довольно потертые, не первой свежести. Таким образом, внешний вид моего соседа было далеко не элегантный и мало располагающий к себе. Фамилия его была – Алехин."
Алехин - студент-правовед с "глазами, глядящими в пространство"
"Алехин "присутствовал" на уроках, но не жил интересами класса. Не только никогда у меня с ним не затевалось каких-либо задушевных разговоров, но я не помню, чтобы мы вообще когда-либо разговаривали.
Несмотря на свое отличное знание всех предметов, Алехин никогда никому не подсказывал. Первое время при устных ответах я еще рассчитывал на помощь своего соседа, но он упорно молчал, не обращая внимания на красноречивые толчки моего колена и пинки кулаком в бок. Сначала это возмущало меня, так как даже лучший ученик в классе, Лёва Поливанов, сын нашего директора, и тот иногда не удерживался, чтобы не подсказать товарищу. Такое поведение Алехина могло происходить от очень большого эгоизма или от нежелания отвлечься, хотя бы на минуту, от своих шахматных мыслей"
"Учился Алехин отлично. Когда и как он готовил уроки, не знаю. Но он обладал исключительной памятью, и ему достаточно было на перемене заглянуть в учебник, чтобы запомнить заданный урок. Конечно, никаких объяснений преподавателей он не слушал, будучи углублен в свои шахматные ходы. И надо заметить, что преподаватели не мешали ему в этом, хотя иногда и позволяли себе иронические замечания. Помню как-то классную работу по алгебре. Все юнцы притихли. Одни ученики, раскрасневшиеся, потные, взволнованные, поскрипывая перьями, торопятся скорее сдать письменную работу. Другие – бледные, растерянные, оглядываются по сторонам, всем своим жалким видом взывая к товарищеской помощи. Вдруг Алехин стремительно встает, с сияющим лицом молча обводит класс глазами и в то же время, по всегдашней привычке, крутит левой рукой клок своих мочальных волос, сбившихся на лоб.
- Ну что, Алехин, решили? – спрашивает его преподаватель Бачинский.
- Решил… Я жертвую коня, а слон ходит… и белые выигрывают!"
Пока только находка, но придет и это:
"...он увидел что-то нестерпимо страшное, он понял ужас шахматных бездн, в которые погружался, и невольно взглянул опять на доску, и мысль его поникла от еще никогда не испытанной усталости. Но шахматы были безжалостны, они держали и втягивали его. В этом был весь ужас, но в этом была и единственная гармония, ибо что есть в мире, кроме шахмат? Туман, неизвестность, небытие... "
