Шаляпин в роли царя Бориса Годунова
Снова обращаюсь к дневнику С. К. Островской, теперь по поводу отношения Ахматовой к Шаляпину:
"Ставлю ей шаляпинские пластинки — «Сугубую ектению», «Верую», «Покаяния двери", «Ныне отпущаеши». Слушает замечательно. Потом говорит:
— Такой родится один раз в тысячу лет.
Потом поясняет:
— Я ведь его слышала всего один раз — в 1921-м, перед его отъездом за границу. Ни за что прежде не хотела слушать его, считала, что ходят на него только буржуи (ударение на И!) и говорят о нем только они, когда больше говорить не о чем! А в 1921-м меня заставили пойти, уговорил один человек, сказал, что нечего больше дурака валять. Я видела его в Борисе. Один раз. Необыкновенно!"
Льву Озерову она тоже рассказывала о том впечатлении:
" Можно не думать о природе гениальности. Достаточно увидеть и услышать. Выходил Шаляпин. Еще до того, как он начинал петь, у вас появлялась мысль, в которой вы не сомневались. Шаляпин запел. И вы окончательно утвердились в своей мысли - гений".
О том Шаляпине - следующие строки из "Поэму без героя":
И опять тот голос знакомый,
Будто эхо горного грома, —
Наша слава и торжество!
Он сердца наполняет дрожью
И несется по бездорожью
Над страной, вскормившей его.
Редкий пример такой приязни, между прочим. Потому что Ахматова была представительница дворянской петербургской культуры. Она и признает, что готова была отвергнуть Шаляпина, и не слушая его. Другой лагерь, враждебная культура. Всенародная слава.
Нечто подобное описала Островская по другому поводу:
"10 сентября
Вчера вечером у меня Ахматова и вместе с ней безумный майор Ярополк Семенов из Москвы, красивый, гвардейский, с орденами, похожий на опричника. Мастер спорта и литературовед. Смотрит на Ахматову «пронзительными» влюбленными глазами. Она отстраняется, смеется, ворожит — какая интересная женщина, какая тревожащая женщина! Что там какой-то год рождения, какая-то седина, словно нарочно. Любуюсь ею — а это чистая золотая монета, женское любование женщиной.
Майор поразительно читает отрывки из поэмы Марины Цветаевой «Крысолов». С такой читкой ему бы прямо на эстраду — если бы Цветаеву можно было читать… А начал поэму Ахматовой, и все очарование слетело. Вдруг оказалось, что он, несмотря на два вуза, неинтеллигентный и малокультурный человек. Поэма Ахматовой написана на петербургском языке и требует и петербургского акцента, и петербургской интонации.
А волжский говорок для Цветаевой хорош — она и о немецком Гаммельне пишет таким же вот говорком, и бюргеры ее говорят так же, и Греты ее подобны московским боярышням допетровской Руси".
Вот ведь как: волжский говорок - признак малокультурности и неигнтеллигетности.
Сам Шаляпин вспоминал о своем волжском оканье, которое он ощутил, играя в "Аскольдовой могиле":
"В «прощеное воскресенье» я приклеил себе черную бороду, надел азям, подпоясался красным кушаком и вышел на сцену с веслом в руке.
Роль Неизвестного начинается прозой, и, как только я начал говорить, мне сразу стало ясно, что я говорю по-«средневолжски», круто упирая на «о». Это едва не погубило меня, страшно смутив. Но за арию «В старину живали деды» публика все-таки аплодировала мне.
Ужасно было слышать мне самого себя, когда я читал во втором действии монолог:
– «Глупое стадо! Посмотрим, что-то вы заговорите».
Публика улыбалась. После этого я решил, что мне необходимо учиться говорить «по-барски» на «а».
